"МЫ НЕ ТУСОВОЧНЫЕ В ПРИНЦИПЕ..."

Группа "Агата Кристи" 20 февраля отметила свое 18-летие. Не юбилей — но, в принципе, когда возраст рок-группы переваливает за 10-летнюю отметку, каждый день рождения — уже событие. И пусть в последнее время дождаться их очередного альбома — непростая задача, "Агата" остается активно действующей единицей, принимающей участие в различных музыкальных акциях и все еще что-то сочиняющей.

Мы беседуем с Вадимом и Глебом Самойловыми в разгар рабочего дня, но голоса у них , будто на воскресном пикнике, рабочий день у рокеров — понятие очень относительное. Или, может, все дело — в каком-то особом состоянии души?

ТОГДА СЧИТАЛОСЬ "ЗАПАДЛО" БЫТЬ НА КОГО-ТО ПОХОЖИМ

— Чем же, в конце концов, объясняется ваша живучесть в столь экстремальной среде, как рок-музыка?

— Тем, что очень нравится заниматься этим делом, музыкой то есть. Мы с детства хотели этим заниматься, мы другого себе просто не мыслили. Талант, способности — это все, может быть, присутствует, не нам судить — мы люди скромные, со стороны виднее. Слава богу, что получилось, повезло осуществить мечту, стать музыкантами, что наша музыка нравится большому количеству людей.

— Помню, в 99-м году впервые прочел о вас, это была рецензия в журнале "Аврора" на альбом "Коварство и любовь". По разнообразию музыкальных интонаций вас там сравнивали с группой "Quee". Я не беру на себя ответственность за это сравнение, просто констатирую. Можно ли сегодня провести параллели в этом духе?

— Все-таки хотелось бы верить, что у нас свое лицо есть. Все сравнения — они очень условны, и безболезненно давать их могут только люди со стороны. Тем, у кого достаточно внутри своей музыки, очень даже обидно думать, что они на кого-то похожи. А у нас внутри своей музыки хватает.

Вообще, когда мы только начинали заниматься рок-музыкой, в нашей среде считалось "западло" быть на кого-то похожим. Каждый человек должен был хоть чуть-чуть, но привнести свое. Конечно, у нас была обширная музыкальная эрудиция, мы вообще были меломанами, и не только меломанами — кино любили и книги, и искусство вообще. Все это, конечно, на нас повлияло, но мы всегда старались оставаться собой.

— Тяжело быть меломаном в городе Асбест, где вы начинали?

— Достаточно тяжело. В то время, в конце 70-х — начале 80-х, очень мало информации к нам доходило, в отличие от сегодняшнего времени. Поэтому, кстати, и появлялись какие-то самобытные музыканты — люди, которые мало знали мировую музыку, зато выдавали что-то свое.

— Тогда, в начале карьеры в провинции, имела ли для вас значение перспектива столичного признания?

— Тогда не было перспектив столичного признания вообще никаких. Мы четко понимали, что музыка, как мы ее понимаем, к сожалению, останется любимым, но полулегальным делом, как это было у всех тогдашних достойных коллективов.

— Ваша музыка всегда была больше чем музыка, очень большое значение имели тексты. Там присутствовали невероятные вещи: фашизм, наркотики, пиратство, декаданс, садо-мазо, теперь вот революция появилась. Получается довольно занятный идейный коктейль. Как он у вас образовывался?

— Он до сих пор образуется. Каждый человек, пока он живет, находится в духовном поиске и в социальном поиске. В результате этого поиска мы вот периодически что-то новое и выдаем…

Понимаете, в чем дело, есть люди, которые не обременяют себя эмоциями. А нам чрезвычайно интересно копаться в собственных реакциях и эмоциях на происходящее. В том, что мы чувствуем по тому или иному поводу, как мы анализируем все что угодно — историю, политику, социологию, искусство, любовь. Все, что происходит вокруг, у нас вызывает эмоциональный отклик, и в этом отклике мы все время пребываем. А результат выплескивается в наших песнях.

— В 1990 году Глеб выпустил сольный альбом "Маленький Фриц". В те годы выпускать концептуальный альбом с фашисткой тематикой было довольно рисковано. Но вы на это пошли. Почему? Был какой-то особенный интерес к нацизму?

— Там была не фашистская тематика, а тематика маленького человека, винтика мировой истории и его реакция на это. То, что формы выражения были такие шокирующие, — так это правильно, иначе не прошибешь, ответной реакции не дождешься.

— То есть эпатаж вы считаете оправданным средством в общении с вашей аудиторией?

— Знаете, эпатажа было бы гораздо больше, если бы альбом был не про маленького Фрица, а про бойца Красной Армии.

ПОТЕРЯТЬ ПОКЛОННИКОВ— НЕ САМАЯ БОЛЬШАЯ БЕДА

— Я читаю официальный пресс-релиз, присланный вашей пресс-службой, тут прямо говорится: "За 18 лет деятельности группа приобрела статус культовой". Что для вас это значит — "культовый статус"?

— Ну, это не наше определение... Но если разбираться, то культовый — это значит, "имеющий на протяжении долгих лет ядро верных поклонников, обновляющееся ядро верных поклонников". Да, наша публика молодеет, вместе с нашими ровесниками на наши концерты приходят люди молодые. Нас очень радует, что каждое новое поколение фанатов рок-музыки вообще обращается так или иначе к нашему творчеству, и старому и новому.

— А не боитесь, что в процессе довольно радикального изменения вашего музыкального стиля больше потеряете поклонников, чем приобретете?

— Какой-то отсев неизбежен.Уже второй наш альбом 1989 года "Коварство и любовь" почти радикально отличался от предыдущего — "Второй фронт". Это происходит каждый раз, это не специально, просто мы постоянно меняемся. Но это не главное в музыкальном процессе: потерять или найти поклонников. Главное — это становление себя, это поиск себя.

— Насчет поиска себя — он у вас довольно занятные формы иногда приобретает. Вот в прошлом году Глеб принял участие в двух проектах, которые, на первый взгляд, кажутся взаимоисключающими, — диджейский сет в одном из клубов города Киева и дуэт с Александром Ф. Скляром на песни Вертинского.

— Ну, киевский проект был не таким уж молодежным… Это Глеб с Шурой из "Би-2" для своего удовольствия сделали. Не то чтобы клубную танцевальную музыку ставили для молодежи, ставили любимые песни, достаточно ритмичные, правда. Там был рок, готика и много всего разного, это была разовая акция, нам просто интересно было это попробовать. Что касается песен Вертинского — это совсем иное, это мне очень нравится, и я в нем вижу совершено что-то свое.

— Никогда бы не подумал! И в чем же ваше с ним родство?

— Родство Вертинского с современной рок-музыкой очень сильное. Вообще, это первый большой рок-артист на российской сцене, даже на мировой. Это человек, который со своим ярко выраженным имиджем стал петь какие-то совершенно другие песни. В тексты, которые тогда были приняты на эстраде, он привнес декадентскую культуру — а она тогда принята не была. Он пел свои достаточно откровенные тексты, и это очень близко к року.

О САШЕ КОЗЛОВЕ, ДРУЖБЕ И ТУСОВКЕ

— Вы начинали с замечательным клавишником Александром Козловым - одним из лучших в современной российской музыке. После его трагической гибели, насколько я понимаю, вы принципиально не стали искать ему замену?

— Да.

— И в итоге замену ему нашли в виде секвенсора — бездушной машины. Замена, как по мне, совершенно неравноценная...

— Дело в том, что мы знали друг друга со школьной скамьи... Знаете, в этом есть что-то предательское — просто взять на его место другого человека. Для нас это был бы немыслимый шаг. Ну, а что касается клавишных партий — всегда, когда мы записывали альбомы, мы все играли на клавишных, а не только Саша. У Саши были проблемы с сердцем, и были случаи, когда он оставался лечиться, а мы ездили без него на гастроли.

— В недавнем российском кинохите "Ночной дозор" есть момент, когда реальных музыкальных тусовщиков внедрили в компанию Темных: там присутствуют Боря Моисеев, Артемий Троицкий, Шнур, покойный Юрий Айзеншпис. Если бы вам предложили засветиться в этой тусовке на съемочной площадке, как бы вы отреагировали?

— Мы вряд ли бы стали участвовать в съемках такого фильма, мы не тусовочные люди в принципе. Поэтому и стерегут нас светлые силы от темных, наверное.

— Вы в самом деле считаете, что актуальны по-прежнему, несмотря на отсутствие какой-то такой активной ротации?

— Собственно говоря, какой-то активной ротации у рок-исполнителей сейчас вообще нет — и тем не менее, к нам на концерты приходят, поют с нами наши песни, и вообще градус концертов высок. Именно это и вселяет уверенность в том, что мы актуальны. Просто мы уже достаточно взрослые музыканты и достаточно чуткие. Если бы написали что-то такое, что выпадает из современной практики, мы бы это почувствовали и не стали бы храбриться, изображая свою актуальность.