"ЭТО ОЧЕНЬ ПЕЧАЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ -- ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО ВЗГЛЯДА"

"Меня раньше никогда не рисовали с сердечком", -- иронично проговорил бардовский классик Александр Городницкий. Суровый академик, профессор-геофизик, образец мужественности... Да уж, сердечко на его афише -- более чем новаторское решение. Но концерт был приурочен ко Дню святого Валентина (хоть и проходил заметно позже сего праздника) и вместе с Александром Моисеевичем впервые выступала его жена -- поэт Анна Наль.

"Наше поколение больше учили ненавидеть, чем любить, -- говорит Александр Моисеевич, -- полногрудые десятиклассницы с 4-м размером и прыщавые 10-классники, стараясь не глядеть друг другу в глаза, на полном серьезе обсуждали, что любовь может быть только к Родине..."

Несмотря на это, под рубрикой "у Городницкого в каждом городе Советского Союза по бабе и по аккомпаниатору" ходили легенды. А самая красивая -- именно о знакомстве с женой, Анной Анатольевной. Он и сам рассказывал нам (газете "Сегодня"), как пришел в один московский дом (сам он родом из Питера), чтобы встретиться с приятелем Осей Бродским. Наткнулся на поразившие его стихи, а тут и сама их творительница появилась, с порога объявив: "Как скучно, мальчики -- у вас пива нет!" -- и Городницкий понесся за пивом. Дальше он ничего не помнит. Но Бродский рассказывал, что догнал его на лестнице со словами: "Сашка, ты что, с ума сошел? Ради какой-то девчонки? Мы же о поэзии говорим!" -- а Городницкий, якобы, пнул его ногой в живот, крикнув: "Пшел вон, дурак!" Он был уже влюблен по уши... Это было 40 лет назад.

"В ДРАНОЙ ШТОРМОВКЕ, С ЛЕНИНЫМ В БАШКЕ И С НАГАНОМ В РУКЕ"

-- Это очень печальный случай (говорят, не редкий) -- любовь с первого взгляда, -- признается Анна Анатольевна.

-- Когда Александр Моисеевич плавал по полгода, как вы жили на берегу?

-- На самом деле, ожидание -- очень тяжелая вещь. Ощущение постоянного одиночества, тревоги и беспомощности, потому что ты не участвуешь в жизни, в которой уже вся растворена! Это не так романтично и красиво, как в песнях.

-- Но, наверное, это способствует сочинению стихов?

-- Не знаю. Романтика бывает разной. У него -- романтика плавания, у меня -- ожидания. В любом случае, каждый поэт пишет историю собственной жизни -- и больше ничего.

-- По скромным подсчетам получается, что поженились вы лет через 10 после знакомства...

-- (Со смехом.) Вы знаете, если вычесть плавания, бесконечные экспедиции, переезды из города в город -- эти 10 лет сократятся, может быть, до одного года. А все остальное останется в стихах. Это личная жизнь, которой у меня как бы и не было. Но, тем не менее, это, наверное, самые счастливые наши годы.

-- Здесь с вашей стороны больше подвига?

-- (Хохот.) Нет-нет! Я -- человек, совершенно не склонный к подвигам! Я живу естественно, как живется. Если хотите, это любовь.

-- О компаниях, которые собирались в вашей коммуналке на Арбате, ходили легенды...

-- Сейчас объясню. Мои родители -- вахтанговские актеры. Отец, Анатолий Миронович Наль -- ученик Вахтангова (уже его ученики -- Этуш, Смоленский... моя мама -- тоже его ученица). Он дружил с Максимилианом Волошиным, с писателем Вячеславом Ивановым... Отец входил в когорту поэтов "серебряного века", и у нас весь шкаф был заставлен первыми книжками Цветаевой, Ахматовой, Гумилева -- это книги, которые они дарили отцу! Потом появился в доме другой круг -- вахтанговские актеры. В этой коммуналке жила племянница Немировича-Данченко с мужем, первым актером Театра Моссовета, три актера с их семьями... А потом уже пришел наш круг (улыбаясь, как девочка, рассказывающая о мальчике, проводившем ее домой. -- Авт.) -- у меня появился еще один поэт в доме, но он пришел совершенно из другого мира, он пришел с дороги (А. М.: (Не выдерживая и врываясь в разговор.) "С большой дороги!.. С панели!"), пришел в этот довольно замкнутый театральный дом...

-- И был принят?

-- Да. Пришел с пистолетом. Мама прятала его пистолет.

А. М.: -- Буквально с Лениным в башке, с наганом в руке... Привел с собой шпану типа Губермана...

А. А.: -- (Смех). Ну, Ленина мы вытрясли из его головы оч-чень быстро... Привел Визбора, Губермана, Высоцкого, каких-то геологов...

А. М.: -- ...в драных штормовках.

А. А.: -- В общем, все были в полном недоумении, что происходит. Но постепенно это все образовалось в новый круг жизни.

А. М.: -- Как культурная Русь за 300 лет перемолола татаро-монгольскую Орду и заставила стать оседлой -- так и меня перевоспитали.

А. А.: -- Его очень быстро все полюбили. Потому что он пел. Правда, гитар тогда не было -- все просто выстукивали себе на столе ритм.

А. М.: -- Тогда в компаниях все пели. Рюмку выпьют -- и начинают петь.

А. А.: -- Самое ужасное, что нельзя было поговорить! Хотелось поговорить о высоком, о стихах -- а они поют с утра до ночи. Зато это очень сроднило всех.

-- Александр Моисеевич, а как вы решились бросить Питер?

А. М.: -- Бросил, потому что вот эта энергичная девушка сказала, что выдернет меня из Ленинграда, как репку. Отдирала "с мясом", и в 72-м году полностью переместила меня в Москву.

А. А. -- А ему вообще Москва была больше к лицу! Мне так казалось.

-- С чисто эстетической точки зрения?!

А. А.-- С эстетической. Он на чопорных ленинградцев не очень походил. А Москва -- она, как гостеприимный дом, всех одомашнивает.

А. М. -- Я все начинал с нуля: чужой дом, новая работа, плюс, если в Ленинграде меня уже готовы были принять в Союз писателей, то в Москве меня еще 12 лет вообще не печатали. Я потерял все, что имел в Питере. Довольно сложная пора была. И жили-то мы, мягко говоря, не очень богато на мою тогдашнюю скудную зарплату, но жили весело -- вот это я точно могу сказать.

А. А. -- Жили совершенно замечательно. Покупали "микояновские" котлеты по 60 копеек десяток (на сколько хватало денег) -- это была лучшая закуска. И принимали человек 20.

А. М. -- Собирали по копейке и покупали "Саперави" -- самое дешевое сухое вино... И жили, надо сказать, веселее, чем сейчас. Ну, понятно, потому что молодые были. Я в одном стихотворении написал, что "ностальгия -- тоска не по дому, а тоска по себе самому".

"У МОЕЙ ЖЕНЫ ТОЖЕ МУЖ -- ПРОФЕССОР..."

"Наша программа будет сильно омрачнена? нашими брачными узам", -- заявил Городницкий в начале концерта. И действительно, некоторые песни бард не пел из принципа. Впрочем, для таких хулиганских произведений как "Жена французского посла" места в программе нашлось. Но настоящий аттракцион ждал всех в финале. "Если бы какой-нибудь режиссер такое придумал и осуществил, все остальные удавились бы от зависти", -- заметил потом наш земляк Илья Винник, традиционно аккомпанировавший Городницкому на гитаре. Уже вроде и последняя песня "Чистые пруды" отпета, и Винник, таки не выдержав трехчасового молчания, рассказал "живой анекдот": в их совместной поездке по США и Канаде, будучи в гостях в шикарном доме у 36-летнего профессора, бывшего киевлянина, Городницкий все расспрашивал: "А вы, наверное, этот дом снимаете?" "Да нет, мы его купили. Просто у меня муж -- профессор", -- объяснила хозяйка. "Н-да, у моей жены тоже муж -- профессор... Но у нее почему-то нет такого дома", -- задумчиво изрек Городницкий...

Все понимали, что "Атлантов" не избежать. И когда Городницкий объявил, что "песня, хоть и конкретно питерская -- она про всех нас", и грянули первые аккорды, зал традиционно встал (это неписаный закон: "Атланты держат небо на каменных руках" -- всегда поется стоя), и вдруг после первых двух слов... полностью пропали свет и звук. (Потом уж администрация извинялась, предлагая всем осторожно покидать зал в темноте). Городницкий хотел было прекратить петь, но ему... не позволили. И сводный хор публики, стоя в темноте, освещенный лишь отдельными зажигалками и фонариками, от первого до последнего слова отпел "Атлантов":

И жить еще надежде до той поры, пока
Атланты небо держат на каменных руках!