Аркадий Укупник: "У меня был шанс стать русским Пьером Ришаром"

— Аркадий, 18 февраля вам будет 60 лет, вы уже морально смирились с этой цифрой?

— Я хотел бы получить в подарок машину, но мне вряд ли ее кто-нибудь подарит. А если серьезно, для меня только в этом возрасте наступило осознание того, что происходит. Пятьдесят промелькнули как-то незаметно, а в шестьдесят я вдруг понял, что мне пора задуматься. Не буду кривить душой и говорить, что я себя так же хорошо чувствую, как в пятьдесят. Но когда у меня почти в шестьдесят родилась дочка Сонечка, ей сейчас 1,5 года, я стал чувствовать себя гораздо здоровее, появилось столько энергии, мне не до болячек.

— У вас уже третья жена, а от предыдущих браков есть двое детей: 25-летняя Юнна и 32-летний Григорий. Обычно мужчины, которые становятся отцами в таком возрасте, говорят, что испытывают сильные эмоции!..

— Так и есть. Не могу сказать, что я не заметил, как выросли мои старшие дети, просто тогда у меня были другие желания, карьера… Много времени я уделял совершенно другим вещам. А сейчас, когда все сложилось, устаканилось, стараюсь не оглядываться назад, когда перед глазами маленькая девочка, которая каждый день открывает мне новый мир.

— Когда я впервые услышала вашу музыку в кино, не поверила, что ее писали вы. Ведь Аркадий Укупник у многих ассоциируется с Петрухой, человеком, который может съесть свой паспорт... Как вас занесло в кинематограф?

— Все мои перевороты в жизни чаще всего происходили случайно. Запомните, никто никому ничего не предлагает, особенно если ты находишься в другом лагере. Мое шоу-бизнесовое прошлое в кино мне только мешало. А в кино попал случайно. Лет шесть назад я ехал по улице на машине. Стояла жуткая жара. По дороге бежал кучерявый человек, в котором я узнал своего приятеля, кинорежиссера Всеволода Плоткина. "Куда бежишь?" — открыв окно в машине, спросил я Плоткина. "Кино снимать". И тут я ему говорю: "А хочешь я тебе музыку напишу?". Он: "Ну звони!" Оказалось, ему нужен был композитор, картина была проходная. Сказал, что сделать нужно все за три недели. Материал был не очень сложный...

В свое время, когда я просто писал песни и выступал с группой, участник нашего ансамбля женился на Ирине Понаровской, и я случайно показал ей свою песню, а она вдруг сказала, что будет ее петь. То же самое было со мной, когда Плоткин взял меня в команду. Вдруг я понял, что могу это делать. Потом я стал обивать пороги известных режиссеров. Потом опять вмешался случай. Александр Оганесян снимал картину "Сволочи". А у него такая манера — он любил менять композиторов. Вакансия была свободна, а я с таким упорством просился, что он дал мне шанс.

— Вы шли на такие унижения, уже будучи известным человеком. Неужели не щемила внутренняя гордость?

— Нет. Я рад, что уже после пятидесяти лет судьба дала мне возможность ради кино сменить творческую ориентацию и добиться в этом определенных успехов. Но я и сейчас часто наблюдаю, как мои коллеги напрашиваются к хорошим режиссерам поработать, но их прошлые заслуги ничего не значат. Чтобы чего-то достигнуть, нужно начать с нуля, забыть о своем имени, которое мне, например, всегда мешало. И так происходит до сих пор. Сколько раз я слышал в свой адрес от режиссеров: "Да, что он может? Человек, который в женском обличье пел о паспорте, никогда не будет композитором в моей картине". А мне, может быть, давно хочется написать что-то для военной, исторической драмы. А так в основном пишу к комедиям...

— Я очень удивилась, когда узнала, что вы снялись в шести картинах еще и как актер...

— Я не считаю себя актером. Но кто знает, если бы лет двадцать назад я стал сниматься в картинах, возможно, у меня был бы шанс стать русским Пьером Ришаром. Я начал сниматься у Анатолия Эйрамджана во времена глубокого кризиса кинематографа, когда актеры сидели без работы, и только такие люди, как Эйрамджан снимали фильмы с бюджетом $70 тысяч. И это кино — "Любовница из Москвы", "Стрела любви", "Мы сделали это" — находило спрос. — Перейдя в кинематограф, вы почувствовали себя в финансовом плане лучше?

— Может, заработки и стали меньше, но появилась стабильность. По крайней мере я могу спланировать свою жизнь на год. Например, с января по март у меня одна картина, с апреля — другая, с декабря — следующая. А в шоу-бизнесе можешь десять концертов отработать в месяц, а можешь месяцами сидеть без дела. Только первая десятка артистов сегодня обеспечена работой. Но мне по душе стабильность. Особенно сейчас, когда растет дочь. К тому же у нас с женой есть агентство по организации развлекательных мероприятий. Еще отдельно у жены Натальи есть турфирма. Так что у нас есть несколько корзин, куда мы кладем свои яйца (смеется).

— И все же скучаете по шоу-бинесу, вас же своим другом считала Алла Пугачева...

— Ты можешь биться лбом об стенку, но появляется момент, когда ты становишься менее интересным, появляются новые артисты, которые смешат публику лучше, чем ты. В определенный момент народу нужен был не Укупник, а Вера Сердючка. И это нормально. Все хотят свеженького, новенького. Таков закон этого бизнеса. И я по этому поводу переживаю гораздо меньше, чем мои зрители, которые часто спрашивают меня, куда я пропал. Да не пропал, просто занимаюсь не такими публичными вещами. Как говорит мой друг Володя Матецкий: "Перестань писать хиты, дай это сделать другим". А с Пугачевой мы и сейчас в хороших отношениях. Для меня очень ценно было, когда она похвалила мою музыку к фильму "Любовь-морковь". Кристина там снималась, и она ходила на все премьеры. Помню, как-то подошла ко мне и сказала: "Очень хорошо работаешь".

— Гонорар за какую песню вам запомнился больше всего?

— Помню, что за хит "Леха", который написал для Алены Апиной, мне заплатили $300. Для меня это было нормально. Хотя за такой хит это были ничтожные деньги. А продюсер Апиной тогда сказал: "Если мы начинаем альбом с такой плохой песни, то чем мы его закончим?"